Если Вы стали свидетелем аварии, пожара, необычного погодного явления, провала дороги или прорыва теплотрассы, сообщите об этом в ленте народных новостей. Загружайте фотографии через специальную форму.
Рекламный баннер 990x90px ban1
3 СЕНТЯБРЯ ПРАЗДНОВАЛОСЬ ЯВЛЕНИЕ СВЕТОПИСАННОГО ОБРАЗА ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ В РУССКОМ НА АФОНЕ СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВОМ МОНАСТЫРЕ (1903).
3 СЕНТЯБРЯ ПРАЗДНОВАЛОСЬ ЯВЛЕНИЕ СВЕТОПИСАННОГО ОБРАЗА ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ В РУССКОМ НА АФОНЕ СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВОМ МОНАСТЫРЕ (1903).
ПРЕСВЯТАЯ БОГОРОДИЦЕ, СПАСИ НАС.
Из рассказа старшины запаса Виктора Михайловича Чередниченко: «В Афганистан служить я попал в 1984 году, отправили в Кабул в 103-ю дивизию ВДВ, в отдельный танковый батальон.
В Афганистане я постоянно ощущал помощь Божью. Но было это не по моим каким-то заслугам, а по молитвам моей мамы. Когда мы были маленькие, мама, заходя в комнату, всегда крестила нас с сестрой. Помню, мама меня перекрестит, и мне на душе спокойней.
Прежде всего, вспоминаю два случая, когда я точно должен был погибнуть. Меня послали проверить кишлак. Со мной был Пётр Кораблёв. Я подошёл к дверям, толкнул – закрыты. Со второго удара дверь вывалилась. И тут слышу непонятный щелчок! Оказалось, что «духи» поставили растяжку. Петя тоже услышал этот щелчок. Он прыгнул, сбил меня с ног и накрыл собой. Взрыв! Потом выяснилось, что маме в этот день снилось, что я пришёл домой и постучался в окно. Она проснулась, открывает окно. А там стою я: без ног, но живой. Причём видела она меня как будто наяву.
9 мая 1986 года к нам приехал Иосиф Кобзон. После выступления я вышел на сцену, подарил ему панаму, пожал руку. Он в микрофон говорит: «В Союзе, если придёте на мой концерт, скажите пароль "Кабул". Вас пропустят бесплатно». И действительно, через пятнадцать лет я пришёл на его концерт, сказал пароль – и меня пропустили. Он оказался человеком, который слов на ветер не бросает.
После того концерта мы пришли в палатку, легли. Гитара, песни… Мы отслужили уже два года, дембеля. Но уехать я пока не мог – ждал партбилета. Он, по опыту других вступавших в партию в Афганистане, должен был прийти только в августе.
Тут в палатку заходит капитан Яренко, начальник политотдела полка. Говорит: «Виктор, тут такая ситуация… Идём на войну, нужны два дембеля». Отвечаю: «Товарищ капитан! Павел Грачёв, командир дивизии, сказал: дембелей не брать!» Не могу объяснить почему, но очень часто гибли именно дембеля.
Капитан без слов развернулся и собрался уходить. Вдогонку спрашиваю капитана: «Где будет операция?» Он развернулся и говорит: «Там, где твой земляк погиб, Корниенко. На Чирикаре». И я понял, что смалодушничать, отказаться – значит предать память своего друга. Говорю капитану: «Я пойду». Он: «Надо ещё одного». Оглянулся – все ребята в палатке молчат… И тут Саша Саникович из Белоруссии говорит: «Я с тобой пойду».
Ночью, с десятого на одиннадцатое мая 1986 года, мне снится сон: я бегу и вижу маму. Она едет на «Волге» с моей сестрой. Я пытаюсь их догнать и кричу: «Мама, мама!» А они едут дальше, не слышат меня. Тут я спотыкаюсь, падаю и разбиваю себе всё лицо. Я проснулся, посмотрел на часы – три часа ночи. Пришла чёткая мысль: «Всё, это будет моя последняя война. Я там останусь». И тут же подумал: «Эх, как бы хотелось маму увидеть».
Вдруг зашаталась, зашевелилась палатка. У меня аж мурашки по коже побежали.
И тут в палатку входит женщина в тёмно-фиолетовом монашеском одеянии. Невероятно красивая, не могу даже описать, настолько красивая. Это была какая-то особая, внутренняя красота. В ней нежность, любовь. Женщина не сказала ни слова. Подошла к моей постели, перекрестила меня один раз. Я смотрю ей в глаза, она тоже смотрит мне в глаза. Второй раз меня перекрестила.
А справа от меня спал Костя Шевчук. Я его бужу, говорю: «Костя, Богородица, Божья Матерь пришла!» Он глаза открыл, посмотрел, никого не увидел. И говорит: «Витя, тебе же на войну скоро. Ложись, спи».
Женщина постояла немного, перекрестила меня в третий раз. И тихонько, как бы плывя, вышла из палатки.
У меня на душе – облегчение. Я понял, что буду жить. А через тридцать минут зашёл посыльный и говорит: «Виктор, вставайте! Идём на операцию». И мы пошли на Чирикар.
В колонне было сорок единиц техники. Впереди шёл БТС, за ним шла разведка. Потом – командир роты Чернышёв. Следом за Чернышёвым – я. С нами ещё тогда был Бочаров, заместитель командира дивизии.
Заехали в сам Чирикар. И вдруг у меня сжалось и ёкнуло сердце. Обычно особое, дембельское, чувство меня не подводило. Я понял, что сейчас что-то будет. И тут происходит подрыв первой машины! Почти сразу подорвали и последнюю машину. Получилось, что всю нашу колонну плотно зажали в кишлаке.
У нас два «двухсотых», два «трёхсотых» (убитые и раненые). По рации вызвали вертолёт. «Вертушка» начинает садиться прямо в населённый пункт. И в этот момент у меня опять ёкнуло сердце! Я хоть и был командиром танка, но пересел на место заряжающего. Наводчику говорю: «Наведи пушку на то место, куда садится вертолёт». Там рядом был дувал, наводчик пушку на него навёл.
Вертолёт забрал убитых и раненых и стал подниматься вверх. И тут из-за дувала высовывается треножник с ДШК и начинает целиться прямо в лобовое стекло вертолёта! Я практически мгновенно, не запрашивая у командира подтверждения, командую: «Огонь!» От дувала и ДШК ничего не осталось, снаряд разнёс всё в клочья. Тут вижу, что справа, напротив танка Чернышёва, выбегает «душара» с гранатомётом и целится прямо в нас! Всё решили какие-то доли секунды, мы смотрели с ним друг другу глаза в глаза. Он нажать на спуск не успел – я снял его из ДШК. И тут начался такой невероятный обстрел со всех сторон! Непонятно, где свои, где чужие.
В этом бою мы расстреляли весь боекомплект. Не осталось ни одного снаряда в танках, ни одного патрона в автоматах.
Утром вернулись в часть. Ко мне подошёл заместитель командира дивизии Бочаров. Говорит: «Сынок, я всё видел. Фамилия?» – «Старшина Чередниченко, 3-я рота». Он похлопал меня по плечу и ушёл.
На следующий день начальник политотдела полка Яренко мне говорит: «Виктор, вас с Саниковичем срочно вызывают в политотдел дивизии!» Мы с Сашей пошли в политотдел. Там нам выдали партбилеты и сразу отправили в Союз. 13 мая 1986 года я был уже дома и наконец-то увидел свою маму».
Мы с матерью пошли во Владимирский собор. Старенький священник, отец Николай, внимательно посмотрел на меня и говорит: «Сынок, запомни! Твоя мама тут два года практически каждый день на коленях просила, чтобы ты остался живым». Именно тогда я понял, что молитва матери может вымолить со дна ада.
Мне очень хотелось найти тот образ Божьей Матери, который я видел в палатке. Мы с мамой объехали все храмы, да и вообще всё, что только можно было объехать. В одном месте мне показали икону, где собраны много образов Божьей Матери. Но ту, которую видел, я так тогда и не нашёл.
В 1992 году отец Роман, мой духовный отец, благословил меня поехать на Афон. Я встретил там чудных людей, просто ангелов во плоти! Как-то стою в храме. Темно, свечи вокруг горят. Поворачиваю голову и – вижу Божью Матерь в том образе, как я Её видел, в палатке! Я упал на колени, у меня покатились слёзы. Это были первые слёзы в моей жизни. Я был очень жёстким, никогда такого со мной не было. И тут образовалась в моём жестокосердии первая трещина. Как скорлупа от ореха, от моего сердца стало это жесткосердие отваливаться. И внутрь прошёл свет.
Я подошёл к иконе, обнял её и говорю: «Мама!». Мне так не хотелось её отпускать! Это было похоже на то, как будто ребёнок потерял свою мать и вновь нашёл её. И тогда отец Макарий из Пантелеимонова монастыря завёл меня в свою келью и благословил этой иконой. Я взял её в руки и долго-долго не выпускал.
Я могу рассказать про Афганистан очень многое. За полтора года службы только подрывался пять раз: и на фугасах, и на противотанковых минах. Пережить подрыв очень трудно. Гудит голова, звенит в ушах, не можешь ничего сказать, тошнит. Но ты живой. И понимаешь, что это чья-то рука тебя спасает, чья-то сила помогает тебе выжить.
Именно поэтому я свидетельствую о силе материнских молитв и о помощи Божьей по этим молитвам. Благодаря этой помощи выжил сам и выжили многие ребята. Я никогда не отойду от Православной Веры. Призываю веровать, ибо Бог есть всё!».
Святая Гора Афон / Άγιο Όρος Άθως / Mount Athos
ПРЕСВЯТАЯ БОГОРОДИЦЕ, СПАСИ НАС.
Из рассказа старшины запаса Виктора Михайловича Чередниченко: «В Афганистан служить я попал в 1984 году, отправили в Кабул в 103-ю дивизию ВДВ, в отдельный танковый батальон.
В Афганистане я постоянно ощущал помощь Божью. Но было это не по моим каким-то заслугам, а по молитвам моей мамы. Когда мы были маленькие, мама, заходя в комнату, всегда крестила нас с сестрой. Помню, мама меня перекрестит, и мне на душе спокойней.
Прежде всего, вспоминаю два случая, когда я точно должен был погибнуть. Меня послали проверить кишлак. Со мной был Пётр Кораблёв. Я подошёл к дверям, толкнул – закрыты. Со второго удара дверь вывалилась. И тут слышу непонятный щелчок! Оказалось, что «духи» поставили растяжку. Петя тоже услышал этот щелчок. Он прыгнул, сбил меня с ног и накрыл собой. Взрыв! Потом выяснилось, что маме в этот день снилось, что я пришёл домой и постучался в окно. Она проснулась, открывает окно. А там стою я: без ног, но живой. Причём видела она меня как будто наяву.
9 мая 1986 года к нам приехал Иосиф Кобзон. После выступления я вышел на сцену, подарил ему панаму, пожал руку. Он в микрофон говорит: «В Союзе, если придёте на мой концерт, скажите пароль "Кабул". Вас пропустят бесплатно». И действительно, через пятнадцать лет я пришёл на его концерт, сказал пароль – и меня пропустили. Он оказался человеком, который слов на ветер не бросает.
После того концерта мы пришли в палатку, легли. Гитара, песни… Мы отслужили уже два года, дембеля. Но уехать я пока не мог – ждал партбилета. Он, по опыту других вступавших в партию в Афганистане, должен был прийти только в августе.
Тут в палатку заходит капитан Яренко, начальник политотдела полка. Говорит: «Виктор, тут такая ситуация… Идём на войну, нужны два дембеля». Отвечаю: «Товарищ капитан! Павел Грачёв, командир дивизии, сказал: дембелей не брать!» Не могу объяснить почему, но очень часто гибли именно дембеля.
Капитан без слов развернулся и собрался уходить. Вдогонку спрашиваю капитана: «Где будет операция?» Он развернулся и говорит: «Там, где твой земляк погиб, Корниенко. На Чирикаре». И я понял, что смалодушничать, отказаться – значит предать память своего друга. Говорю капитану: «Я пойду». Он: «Надо ещё одного». Оглянулся – все ребята в палатке молчат… И тут Саша Саникович из Белоруссии говорит: «Я с тобой пойду».
Ночью, с десятого на одиннадцатое мая 1986 года, мне снится сон: я бегу и вижу маму. Она едет на «Волге» с моей сестрой. Я пытаюсь их догнать и кричу: «Мама, мама!» А они едут дальше, не слышат меня. Тут я спотыкаюсь, падаю и разбиваю себе всё лицо. Я проснулся, посмотрел на часы – три часа ночи. Пришла чёткая мысль: «Всё, это будет моя последняя война. Я там останусь». И тут же подумал: «Эх, как бы хотелось маму увидеть».
Вдруг зашаталась, зашевелилась палатка. У меня аж мурашки по коже побежали.
И тут в палатку входит женщина в тёмно-фиолетовом монашеском одеянии. Невероятно красивая, не могу даже описать, настолько красивая. Это была какая-то особая, внутренняя красота. В ней нежность, любовь. Женщина не сказала ни слова. Подошла к моей постели, перекрестила меня один раз. Я смотрю ей в глаза, она тоже смотрит мне в глаза. Второй раз меня перекрестила.
А справа от меня спал Костя Шевчук. Я его бужу, говорю: «Костя, Богородица, Божья Матерь пришла!» Он глаза открыл, посмотрел, никого не увидел. И говорит: «Витя, тебе же на войну скоро. Ложись, спи».
Женщина постояла немного, перекрестила меня в третий раз. И тихонько, как бы плывя, вышла из палатки.
У меня на душе – облегчение. Я понял, что буду жить. А через тридцать минут зашёл посыльный и говорит: «Виктор, вставайте! Идём на операцию». И мы пошли на Чирикар.
В колонне было сорок единиц техники. Впереди шёл БТС, за ним шла разведка. Потом – командир роты Чернышёв. Следом за Чернышёвым – я. С нами ещё тогда был Бочаров, заместитель командира дивизии.
Заехали в сам Чирикар. И вдруг у меня сжалось и ёкнуло сердце. Обычно особое, дембельское, чувство меня не подводило. Я понял, что сейчас что-то будет. И тут происходит подрыв первой машины! Почти сразу подорвали и последнюю машину. Получилось, что всю нашу колонну плотно зажали в кишлаке.
У нас два «двухсотых», два «трёхсотых» (убитые и раненые). По рации вызвали вертолёт. «Вертушка» начинает садиться прямо в населённый пункт. И в этот момент у меня опять ёкнуло сердце! Я хоть и был командиром танка, но пересел на место заряжающего. Наводчику говорю: «Наведи пушку на то место, куда садится вертолёт». Там рядом был дувал, наводчик пушку на него навёл.
Вертолёт забрал убитых и раненых и стал подниматься вверх. И тут из-за дувала высовывается треножник с ДШК и начинает целиться прямо в лобовое стекло вертолёта! Я практически мгновенно, не запрашивая у командира подтверждения, командую: «Огонь!» От дувала и ДШК ничего не осталось, снаряд разнёс всё в клочья. Тут вижу, что справа, напротив танка Чернышёва, выбегает «душара» с гранатомётом и целится прямо в нас! Всё решили какие-то доли секунды, мы смотрели с ним друг другу глаза в глаза. Он нажать на спуск не успел – я снял его из ДШК. И тут начался такой невероятный обстрел со всех сторон! Непонятно, где свои, где чужие.
В этом бою мы расстреляли весь боекомплект. Не осталось ни одного снаряда в танках, ни одного патрона в автоматах.
Утром вернулись в часть. Ко мне подошёл заместитель командира дивизии Бочаров. Говорит: «Сынок, я всё видел. Фамилия?» – «Старшина Чередниченко, 3-я рота». Он похлопал меня по плечу и ушёл.
На следующий день начальник политотдела полка Яренко мне говорит: «Виктор, вас с Саниковичем срочно вызывают в политотдел дивизии!» Мы с Сашей пошли в политотдел. Там нам выдали партбилеты и сразу отправили в Союз. 13 мая 1986 года я был уже дома и наконец-то увидел свою маму».
Мы с матерью пошли во Владимирский собор. Старенький священник, отец Николай, внимательно посмотрел на меня и говорит: «Сынок, запомни! Твоя мама тут два года практически каждый день на коленях просила, чтобы ты остался живым». Именно тогда я понял, что молитва матери может вымолить со дна ада.
Мне очень хотелось найти тот образ Божьей Матери, который я видел в палатке. Мы с мамой объехали все храмы, да и вообще всё, что только можно было объехать. В одном месте мне показали икону, где собраны много образов Божьей Матери. Но ту, которую видел, я так тогда и не нашёл.
В 1992 году отец Роман, мой духовный отец, благословил меня поехать на Афон. Я встретил там чудных людей, просто ангелов во плоти! Как-то стою в храме. Темно, свечи вокруг горят. Поворачиваю голову и – вижу Божью Матерь в том образе, как я Её видел, в палатке! Я упал на колени, у меня покатились слёзы. Это были первые слёзы в моей жизни. Я был очень жёстким, никогда такого со мной не было. И тут образовалась в моём жестокосердии первая трещина. Как скорлупа от ореха, от моего сердца стало это жесткосердие отваливаться. И внутрь прошёл свет.
Я подошёл к иконе, обнял её и говорю: «Мама!». Мне так не хотелось её отпускать! Это было похоже на то, как будто ребёнок потерял свою мать и вновь нашёл её. И тогда отец Макарий из Пантелеимонова монастыря завёл меня в свою келью и благословил этой иконой. Я взял её в руки и долго-долго не выпускал.
Я могу рассказать про Афганистан очень многое. За полтора года службы только подрывался пять раз: и на фугасах, и на противотанковых минах. Пережить подрыв очень трудно. Гудит голова, звенит в ушах, не можешь ничего сказать, тошнит. Но ты живой. И понимаешь, что это чья-то рука тебя спасает, чья-то сила помогает тебе выжить.
Именно поэтому я свидетельствую о силе материнских молитв и о помощи Божьей по этим молитвам. Благодаря этой помощи выжил сам и выжили многие ребята. Я никогда не отойду от Православной Веры. Призываю веровать, ибо Бог есть всё!».
Святая Гора Афон / Άγιο Όρος Άθως / Mount Athos
69635
Поделитесь новостями с жителями города
Полезные ресурсы
Разработка -
Оставить сообщение: